скачать (5795.3 kb.)
Доступные файлы (1):
| 1.doc | 5796kb. | 06.12.2011 14:56 |  скачать |
1.doc
ББК ТЗ(4Г)6
международная деятельность в системе высшей школы — одно из основных направлений развития современных международных отношений
На сегодняшний день особую ценность в вопросе изучения международной деятельности высшей школы представляет опыт, накопленный зарубежными образовательными учреждениями. К сожалению, всеми исследователями отмечается запаздывание теоретического осмысления зарубежного опыта организации и внедрения форм и средств международного сотрудничества, тогда как, по нашему мнению, изучение опыта решения указанных проблем в других странах позволяет составить более осмысленное и адекватное представление о проблемах организации международной деятельности в отечественной системе высшей школы. Включение образовательных учреждений в процессы глобализации делают необходимым изучение на теоретическом уровне проблем международной деятельности высших учебных заведений. Связи российских вузов — составная и неотъемлемая часть всего комплекса научных, культурных и экономических связей страны и было бы неправомерно рассматривать их в отрыве от ситуации, сложившейся в системе международных отношений в целом, так как выявленные здесь закономерности распространяются и на международные взаимоотношения в области образования.
Одним из первых шагов в этом направлении считаем изучение, анализ и уточнение базовых понятий, составляющих специфику международного образовательного сотрудничества и используемых в трудах зарубежных и российских ученых.
Так как международная деятельность высшей школы является разновидностью существования международных отношений между государствами, представляется целесообразным обратиться к характеристике понятия «международные отношения» как такового, с точки зрения политики и международной дипломатии.
Используя Internet ресурс, а именно службу электронных тематических словарей Glossary Commander, в разделе «Экономика» находим следующее определение: «Международные отношения это — система политических, экономических, научно-технических, культурных, военных, дипломатических и иных устойчивых взаимосвязей и взаимодействий субъектов международных отношений: государств, народов, межгосударственных правительственных и неправительственных объединений, организаций и органов партий и движений, отдельных лиц и их групп»1.
По мнению доктора политических наук, профессора A.B. Торкунова, в связи с распадом прежней системы международных отношений под сомнением оказались все прошлые завоевания теоретической мысли, возникла необходимость переосмысления базовых понятий науки и, прежде всего, исходного понятия «международные отношения», ибо понимание того смысла, который в него вкладывается, лежит в основе науки о международных отношениях2.
В соответствии с поставленной целью и задачами, в данном конкретном случае мы принимаем терминологию такой, какова она в современной политической теории международных отношений, которая необходима нам для более полного изучения конкретной плоскости международных отношений, а именно международной деятельности в системе высшей школы.
Как считает профессор A.B. Торкунов, «современные международные отношения отличает не только беспрецедентная динамика, но сложность и многомерность. Это — новая сложная мировая система, по сути своей многополярная и многомерная, существующая в разных измерениях: экономическом, военно-стратегическом, геополитическом, дипломатическом, культурно-идеологическом, коммуникационном и т. д. И в каждой такой «плоскости» — свои ведущие «игроки», свои правила и закономерности. Появились новые дестабилизирующие силы и тенденции, которые необходимо учитывать при анализе и попытках концептуализации современных международных отношений». В нашем исследовании интересующее измерение представляет собой плоскость общеевропейского образовательного пространства, частью которого стало образовательное пространство Российской Федерации после подписания Министром образования В.М. Филипповым Болонской декларации на конференции министров образования европейских стран в г. Берлине в сентябре 2003 г.
Неожиданность глобальных перемен для международно-политической науки, непредвиденность их характера привели к двум важным выводам, касающимся представлений о природе международных отношений. Первый из них — довольно пессимистический — состоит в том, что, несмотря на относительно немолодой возраст науки о международ-
Н.В. Медведеваных отношениях, она не только не накопила достаточных знаний об изучаемом ею объекте, но вынуждена даже сомневаться в самом его существовании. Иначе говоря, появились сомнения в том, что природа и закономерности международных отношений имеют свою специфику, отличающую их от других видов общественных взаимодействий. Это еще больше укрепляет позиции тех, кто прежде считал невозможным создание единой универсальной теории международных отношений, правильность положений которой могла бы подтверждаться или опровергаться самими событиями и фактами международной жизни. Согласно взглядам стоящих на этих позициях, международные отношения настолько многообразны, в них принимают участие настолько разные социальные субъекты, что общие теоретические выводы, а тем более достоверные прогнозы здесь маловероятны. Вот почему следует отказаться от всяких попыток создания единой теории международных отношений. Такой подход ставит под сомнение сущность нашего исследования. Ведь если нет науки о международных отношениях, то о какой научности можно говорить в контексте международной деятельности высшей школы?
Второй вывод, который может быть сделан на основе оценки ситуации, складывающейся сегодня на международной арене состоит в том, что взаимная критика различных теоретических традиций, парадигм, концепций и теорий вовсе не приводит к их разрушению и исчезновению. Напротив, она заставляет ученых пересматривать накопленный багаж знаний, способствует взаимному обогащению их взглядов и, таким образом, общему продвижению науки о международных отношениях в познании своего объекта, его природы и закономерностей. Это означает, что при анализе вопроса о природе международных отношений и их закономерностей не избежать рассмотрения противоположных теоретических позиций.
В вопросе о том, что есть сущность международных отношений вообще и международной деятельности вузов в частности, интересен проведенный сравнительный исторический анализ природы международных отношений, в результате которого выявились характерные признаки, по нашему мнению, являющиеся общими как для одной, так и для другой категории.
Многообразие существующих сегодня в международно-политической науке теорий и взглядов можно свести к трем известным парадигмам: реалистс-кой, либеральной и неомарксистской, каждая из которых исходит из своего понимания сущности и характера международных отношений.
Центральными для теории политического реализма, одним из самых авторитетных представителей которой стал в 30-е и, особенно, в послевоенные 40-е годы Г. Моргентау, являются «понятие интереса, определенного в терминах власти» и связанные с ним понятия баланса сил, геополитической стратегии и т. п., включающие также экономическую, информационно-коммуникативную, научную, финансовую и производственную составляющиес3. По нашему мнению, такой подход имеет право на существование и в рамках темы настоящего исследования. Международные отношения в системе высшей школы — это тот же интерес с целью завоевания определенных позиций посредством реализации геополитической, экономической и финансовой стратегии вуза.
Что касается сущности, то одним из исходных для политического реализма является положение об анархической природе международных отношений. С этой точки зрения, именно анархичность отличает их от внутриобщественных отношений, которая проявляется в двух аспектах. «Во-первых, это отсутствие общей, единой правящей во всем мире структуры, распоряжения которой были бы обязательны для неуклонного исполнения правительствами всех государств. Во-вторых, это неизбежная для каждого государства необходимость рассчитывать только на себя, на собственные возможности в отстаивании своих интересов. Так называемая «помоги себе сам» анархия»4. Указанные признаки присущи характеру отношений, существующих между вузами на международной арене. Разница в образовательных и политических системах государств диктует необходимость поиска компромисса, когда нередко приходится приносить в жертву свои интересы. И, конечно же, «спасение утопающих — дело рук самих утопающих», так как никто, кроме самого высшего учебного заведения (в лице его руководства), не заинтересован в его благополучии и процветании, укрепление которых — а, следовательно, если рассматривать высшую школу в целом, и усиление государства, его власти как способности оказывать влияние на другие государства — остается главным элементом национальных интересов.
С окончанием холодной войны авторитет политического реализма был серьезно поколеблен. Традиционный идеализм и неолиберализм означал особый подход к пониманию сущности международных отношений, их природы. Являясь либералом, Б. Бузан не подвергал сомнению реалистический тезис о радикальном отличии политических взаимодействий в рамках государства и на международной арене, но в то же время считал, что в целом природа международных отношений меняется в сторону «зрелой анархии», в рамках которой западные либерально-демократические государства способны играть роль гаранта международной безопасности, а достижения прогресса становятся доступными для всех, в том числе слабых государств и рядовых индивидов. Сегодня в международном образовательном пространстве наблюдаются схожие тенденции.
В частности, ЮНЕСКО выступает инициатором и предлагает систему мер, подлежащих к принятию
высшими учебными заведениями, и направленных на развитие международного сотрудничества с аналогичными учреждениями за рубежом. «В рамках такого сотрудничества высшим учебным заведениям промышленно развитых стран следует развивать сотрудничество с высшими учебными заведениями развивающихся стран; обеспечивать справедливое признание степеней и учебных курсов, пройденных за границей; способствовать возвращению в свои страны преподавателей и научных работников, в свое время их покинувших, а также привлечению университетских добровольцев— недавно вышедших на пенсию преподавателей и научных работников или молодых преподавателей и научных работников, находящихся в начале своей профессиональной карьеры, которые хотели бы преподавать и проводить научные исследования в высших учебных заведениях развивающихся стран».
С точки зрения неомарксизма, мир представляет собой глобальную систему многообразных экономик, государств, обществ, идеологий и культур. Разобраться в этом сложном многообразии помогают используемые сторонниками неомарксизма базовые понятия «мир-система» и «мир-экономика». Последнее отражает не столько сумму экономических отношений в мире, сколько самую обширную систему взаимодействия международных акторов (действующих лиц), ведущую роль в которой играют экономически наиболее сильные. Основные черты мир-экономики — это всемирная организация производства, рост значения ТНК в мировом хозяйственном развитии, усиливающаяся координация производственных комплексов, интернационализация капиталов и уменьшение возможностей государственного вмешательства в сферу финансов. По утверждению неомарксистов, государства, которые ранее защищали себя от внешних потрясений, сегодня превращаются в агентов, передающих национальным, экономикам, требования мир-экономики с целью адаптации к условиям конкуренции на мировом рынке. При этом указанные процессы, как и соответствующие структуры, являются результатом деятельности людей, продуктом истории и часто именуются «глобализацией» или «интернационализацией».
В то же время, подчеркивают неомарксисты, существуют и процессы, противоположные глобализации. Это, в первую очередь, диверсификация экономических, политических, общественных, социокультурных и иных организаций и структур, поиски иных путей развития. Однако радикально-либеральная идеология стремится завуалировать эти процессы. Она внушает людям, что альтернативы глобализации нет, что в основе наблюдающихся на мировой арене жесткой конкуренции, дерегламен-тации взаимодействий и эгоизма лежит неумолимая экономическая логика. Гиперлиберальная мир-экономика нуждается в лидере, способном заставить уважать ее правила, пишет один из видных представителей неомарксизма Р. Кокс. После холодной войны эту роль присвоили себе США, что позволяет им претендовать на привилегии в виде исключений из общих правил поведения на международной арене. Эта зависимость касается не только периферийных зон мировой системы, т. е. слаборазвитых стран «третьего мира», не только ее «активных» или «главных» периферийных зон, какими становятся страны Восточной Азии, Восточной Европы, Латинской Америки, Россия, Индия, но и таких традиционных «центров системы», как Япония и Западная Европа. Выстраиваясь в кильватере политики Вашингтона, последние рискуют в долгосрочной перспективе обострить этим не только японо-европейское соперничество, но и смягчившиеся в последние десятилетия противоречия между западноевропейскими странами.
Вместе с тем, считают неомарксисты, положение все же не так фатально, как его представляют сторонники радикал-либеральной концепции «мон-диализации». Дальнейшая эволюция мировой системы во многом будет зависеть от политической воли и способности «периферийных» стран и регионов порвать с навязываемой им стратегией развития в сфере как внутренних, так и международных отношений.
Стремление отдельных систем образования к доминированию легко объясняется их, якобы, желанием поделиться своими достижениями ради всеобщего блага. Под призывами к повышению качества образования, его доступности и фундаментальности часто скрываются глубоко эгоистические геополитические мотивы конкретных государств, стремящихся захватить или удержать власть на международной экономической и политической арене. И если западные государства «не имеют никакого желания сражаться друг с другом, то это совсем не относится к отношениям между ними и остальным миром»5. Например, современная Европа и европейское образовательное пространство. Образовательные системы европейских государств приведены к общему знаменателю и находятся в своеобразном состоянии покоя относительно друг друга. По отношению же вовне, европейская система образования стремится всячески пропагандировать свое превосходство в сравнении с другими, «менее развитыми», по мнению европейских экспертов, образовательными системами. Как считает ректор МТУ академик В.А. Садовничий, здесь и таится наибольшая опасность. Он подчеркивает отсутствие каких-либо гарантий того, что богатые и сильные демократические державы станут помогать более слабым государствам в других регионах, когда возникнет угроза их собственной безопасности. Это касается и образования. Поэтому важным условием интеграции России в общеевропейское образовательное пространство должно быть все-таки сохранение
Н.В. Медведеванационального опыта и традиций, таких как «научность образования, его фундаментальность, энцик-лопедичность»6. Все это — гаранты безопасности государства.
В настоящий момент Болонский процесс предусматривает формирование к 2010 году на территории 40 стран Европы единого образовательного пространства, которое предполагает взаимное признание дипломов вузов стран-участниц. Тактическая цель — достижение единых стандартов высшего образования, основанного на двух уровнях (бакалавр и магистр). Стратегическая — взаимное признание дипломов вузов, для чего необходимо выработать общие критерии оценки качества преподавания в вузах стран-участниц и ввести образовательные кредиты.
Наметившаяся в международном образовании тенденция является стремлением выработать единую систему, которая могла бы быть экстраполирована на частные образовательные пространства государств, сведя их в одну транснациональную или, как ее еще называют, наднациональную систему.
В ходе исследования наметился ряд общих положений, разделяемых представителями всех трех парадигм: Г. Моргентау, Р, Арон, К. Уолц, Б. Бузан, Р. Греко, Дж. Миршаймер, Р. Кеохейн, Дж. Най, М. Николсон Ч. Липсон, Р. Кокс, М. Рогальски, Ф. Кардозо, Т. Фалето.
Во-первых, это положение о том, что, хотя анархия международных отношений и продолжает существовать и даже отчасти возрастает, возможности для их регулирования все же существуют.
Во-вторых, число участников международных отношений расширяется, включая в себя не только государства и межправительственные организации, но и новых, нетрадиционных акторов — международные правительственные и неправительственные организации, транснациональные корпорации, компании и предприятия, многочисленные производственные, финансовые, профессиональные и иные ассоциации и объединения, а также рядовых индивидов.
В-третьих, это признание всемирного характера тех вызовов и проблем, с. которыми сталкиваются сегодня участники международных отношений.
Наконец, это указание на переходный характер современного состояния этих отношений. Словом, «проблематика современных международных исследований значительно усложнилась, к тому же и современные международные отношения еще не представляют собой окончательно сформировавшуюся систему, продолжая находиться в процессе динамичного становления. Это по-прежнему большой научный и политический вызов ученым и практикам».
Примечания
1 Служба тематических толковых словарей Glossary Commander/ http://glossary.ru/cgibingl_sch2.cgi? RMImkzt gwukt:l!uytu@lto9
2 Торкунов, A.В. Современные международные отношения / А.В. Торкунов. — М. : Мысль, 1995. — С, 4.
3 Booth, К. and Smith S. (eds.). Theory of International Relations Today / K. Booth. — Oxford, 1995. — P. 7—23.
4 Там же.
5 Booth, К. and Smith S. (eds.). Theory of International Relations Today / K. Booth. — Oxford, 1995. — P 7—23.
'' Садовничий, B.A. Университеты. Настоящее, Будущее / B.A. Садовничий // Год планеты: Политика. Экономика. Бизнес. Банки. Образование. — М., 2000. —С, 6.
ББК Ф4(0)38
В.И. Петров
^
Международная безопасность и международный порядок в XXI веке оказались под угрозой масштабных изменений из-за набирающего в мире ход террористического движения. После некоторого спада в 2002—2003 гг., начиная с 2004 года фиксируется беспрецедентный рост террористической активности, которая с каждым годом превышает свои предыдущие рекордные результаты. В 2006 г. она снова достигла абсолютного рекорда в истории терроризма: 6639 инцидентов и 12 065 погибших в терактах1 (рис. 1, 2). Феномен современного международного терроризма весьма многогранен и претерпевает значительные изменения в ходе своего ускоряющегося генезиса. В силу возросшей опасности его конкретных проявлений новейшая историческая форма терроризма требует более пристального политического анализа.
Новые тенденции мирового развития во многом определены современными процессами глобализации. Глобальные процессы проникли во все сферы политической и социально-экономической жизни общества, охватили разные континенты и регионы мира. Новые глобальные средства и системы связи определяют мощность и интенсивность потоков информации в глобальном мире, но при этом снижают значимость государственных границ и традиционных средств защиты стран от терроризма. Глобализация порождает одну из тенденций современности — повышение роли негосударственных субъектов и персонификации в международных отношениях. Значение терроризма как актора в системе международного порядка все более возрастает. В результате формируются новые вызовы мировому сообществу.
Современный терроризм обусловлен процессами глобализации, противоречиями современного этапа глобального развития, связан с мировой экономической ситуацией. Несмотря на перманентно существующую проблему в определении дефини-ционных границ терроризма и его форм/видов, при всем своеобразии интерпретаций связь международного терроризма и процессов глобализации прослеживается между этими явлениями большинством зарубежных и российских исследователей2.
Наиболее точное определение явлению международного терроризма дается известным российским специалистом по исламистскому терроризму A.A. Игнатенко. «Международный терроризм — негосударственное, открыто не санкционированное государствами как субъектами международного права трансграничное насилие в отношении гражданского населения и гражданских инфраструктур, преследующее политические (в первую очередь международно-политические) цели»3
В конце 90-х гг. среди специалистов-терророло-гов получил распространение термин «новый терроризм», характеризующий глубокие изменения международного терроризма, которым он подвергся за последние два десятилетия. В 1998 году президент США Б. Клинтон на очередной сессии Генеральной Ассамблеи ООН впервые употребил термин «новый терроризм» на столь высоком политическом уровне. В 1999 году шесть крупнейших американских специалистов по терроризму опубликовали книгу об угрозах «нового терроризма»"1 Тем не менее, как замечал известный американский исследователь, основатель программы по изучению терроризма в Корпорации РЭНД, Б. Дженкинс в ста-
тье «Мир меняется, а наше сознание остается прежним», мировое сообщество по-прежнему мыслит прежними стереотипами и не учитывает, а, следовательно, недооценивает качественно иные вызовы «нового терроризма»'
Как отмечает А.И. Неклесса, у системного терроризма есть несколько специфических аспектов. В частности, новый терроризм учитывает взаимосвязанность мира, системный характер протекающих в нем процессов, заявляя соответствующую стратегию угроз. Движущей силой (пост)исторического процесса выступает новый субъект, активно влияющий на социальную реальность. — динамичный социоантропологический организм, получившая прямой доступ к мощным инструментам высокотехнологичной цивилизации — финансовым, организационным, информационным, техническим. Данный субъект (агент) перемен, «малая динамичная общность», имеющий сетевые организационные формы, деятельно отрицает Старый мир в его различных ипостасях и является антагонистом существующей формулы цивилизации6.
Генезис феномена терроризма в условиях глобализации, изменение его сущностных характеристик, позволяет предположить, что терроризм в будущем может принять более патологические формы, угрозы связанные с «новым терроризмом» будут только возрастать. Таким образом, в настоящий момент представляется чрезвычайно актуальным исследование особенностей «нового терроризма», направленное на выяснение характера трансформации данного явления.
Новая природа современного терроризма выражается в модификации целей; организации, идеологии террористических организаций, психологического профиля субъектов террористической деятельности. Главным отличием «нового терроризма» от «старого» является все большее отдаление терроризма от метода «принудительной дипломатии»,
с присущей ей установкой на достижение ограниченных локальных целей и перехода в способ ведения войны, стратегии «терроризму-как-войне» Современный терроризм выступает также как средство революционного преобразования, как средство достижения «нового мира»"
Резкое усиление религиозного фактора, отход от светских радикальных моделей терроризма, представляет собой идеологическую трансформацию современного терроризма. В 1980 году лишь 2 из 64 (3 %) «опасных террористических групп» имели ярко выраженный религиозный характер: в 1990 г. таких было уже 11 из 48 (30 %), 1995-м — 25 из 58 (43 %}. а в 2005 г. — 49 из 85 (58 %)8 Как следствие резко усугубилась жестокость террористов.
Рост религиозного фактора, и, прежде всего, исламизма, сделал популярной в среде западных исследователей концепцию «волн терроризма» Д. Рапопорта, который заявляет о наступлении нового периода в генезисе данного феномена — четвертой («религиозной») волны терроризма. Начавшаяся в 1979 г. «религиозная» волна связывается с тремя событиями, произошедшими в исламском мире, которые существенным образом спроектировали его дальнейшее развитие. Антишахская революция в Иране, начало нового исламского столетия по мусульманскому календарю и вторжение Советского Союза в Афганистан, сыграли решающую роль в политизации ислама, развитии радикальной исламистской идеологии, на базе которой возникли антисистемные экстремистские и террористические группы, организации, движения, партии. Выделение религии как главной движущей силы в международном терроризме в 1990-х тт. становится особенно наглядным, если учесть, что наиболее масштабные (по числу жертв) теракты 1990—2000-х гг имели значительный религиозный подтекст и/или мотивировку4 «Религиозный» терроризм характеризуется совершенно иной системой ценностей, представлениями о морали.
^ видением мира, в сравнении со «светским».
«Новый терроризм» связывается с изменением инструментальных свойств данного явления и возникновением технологического терроризма, основанного на применении средств массового поражения. Возможность применения ядерного, биологического, химического оружия «новыми террористами существенно возросла за последние два десятилетия10.
Многие ученые полагают, что в последнее десятилетие XX в. появился новый тип террориста, основными характеристиками которого являются высокий уровень финансовой обеспеченности, участие в легальном бизнесе, крайние политические или религиозные убеждения, неизбирательность в отношении планируемых жертв терактов".
В организационном плане фиксируется переход от иерархических вертикальных структур к сетевому принципу организации. Сети представляют собой самоорганизующиеся полицентричные структуры, ориентированные на решение конкретных задач и состоящие из автономных (иногда временных) групп12.
Сегментированный характер СПИН-структуры13 означает, что она состоит из многих ячеек, ее поли-центричность подразумевает наличие ряда лидеров и центров. Ее характеристика как сети означает, что различные сегменты, лидеры и центры интегрированы в сетевую структуру посредством структурных, личных и идеологических связей. Такую сегментированную полицентричную идеологически интегрированную сетевую структуру отличает высокий уровень структурной гибкости и адаптивности (приспособляемости). Современное транснациональное движение «Аль-Каиды» представляет собой один из образцов действия «сегментированной полицентричной идеологически интегрированной» сети в глобальном масштабе. После начала глобальной антитеррористической операции (осень 2001 года), потери возможности реального управления Усамой бен Ладеном и нанесения ударов по «Аль-Каиде» в разных странах мира организационные, финансовые и идеологические связи внутри «Аль-Каиды» как сетевой организации в некоторых случаях дополнились, в других случаях были заменены новым типом связей. A.A. Игнатенко называет их интенциональными связями. Принцип здесь такой: «Хочешь быть ячейкой «Аль-Каиды» — будь ею!».
Все больше у исследователей возникает ассоциация глобального терроризма в лице «Аль-Каиды» с образом летающего острова-крепости Лапута. Существование которой нельзя адекватно отразить на двухмерной карте мира, а только на трехмерной или даже четырехмерной. «Новая Лапута» существует поверх географических границ и обладает уникальной подвижностью. Другими словами, это глобальная сеть, которая обладает локализованным центром (центрами), территориальными опорными базами разных типов, а также «населением» (экст-ремистско-террористическим пулом), способным к регулируемым миграциям (трансферттеррористов) в глобальном масштабе14.
Трансформация террористических организаций в условиях глобализации на фоне активной «войны с терроризмом», которую ведет коалиция государств под гегемонией США, привлекает в последнее время все больше экспертов и специалистов из официальных ведомств. Исследовательская служба Конгресса США (Congressional Research Service), основываясь на более ранних публикациях Государственного Департамента США, опубликовала доклад под названием «Тенденции в развитии терроризма: 2006» (Trends in Terrorism: 2006), в котором обозначаются особенности динамики развития террористических групп и организаций по всему миру. Среди основных трендов «нового терроризма» последних лет следует выделить следующие.
Децентрализацию международных террористических организаций — в террористических структурах по всему миру отмечается рост числа участников, ведущих свою деятельность на микроуровне.
Более эффективное использование международных потоков информации, финансов и идей; усовершенствование технических аспектов своей деятельности в области планирования, коммуникаций, пропаганды и выбора целей для последующих атак.
Сращивание большей части террористических групп с международными криминальными структурами (в основном наркотрафик и торговля оружием).
Рост количества терактов, совершенных террористами-смертниками, отмечается как одна из самых тревожных тенденций.
Уменьшение масштабов государственного спонсирования международного терроризма и большая самостоятельность негосударственных акторов в террористической деятельности".
В «Стратегической оценке» террористической угрозы прошедшего года в рамках традиционного ежегодного обзорного исследования терроризма Госдепартаментом США «Доклад по странам-2006»16 (Country Reports on Terrorism; до 2004 г. назывался Patterns of Global Terrorism) отмечаются основные черты характерные для «нового терроризма». Одна из самых последних тенденций, набирающая все большую глубину и темпоральность — радикализация иммигрантского населения, молодежи и маргинальных меньшинств в Европе, на Ближнем Востоке и в Африке Террористы пытаются манипулировать недовольством для радикализации других слоев населения, толкая их все дальше по пути незаконной деятельности и конфронтации с правительствами.
Другим новейшим трендом, по мнению аналитиков Госдепартамента США, является переход акторов глобального терроризма от «экспедиционных»
В.И. Петров
к «партизанским» формам террористической деятельности. Движение «Аль-Каида» и ее главная группа представляют собой международную сеть, которая стремится объединить и использовать действия разрозненных полунезависимых активистов. Она также открыто провозглашает себя транснациональным партизанским движением и применяет классические стратегии повстанческого движения на международном уровне.
Старший советник Многонациональных сил в Ираке по вопросам подавления мятежей и специальный советник Пентагона по нерегулярным войскам и борьбе с терроризмом Дэвид Килкаллен отмечает, что ответ на меры принятые в рамках контртеррористической борьбы, последовавшей после терактов 11 сентября 2001 г.: повышение уровня транспортной безопасности, защита инфраструктуры и ужесточение иммиграционного контроля. Террористы, в свою очередь, разработали «партизанский» подход, когда вместо того, чтобы создавать команды «на расстоянии» и тайно их внедрять для проведения терактов, они формируют команду рядом с местом проведения теракта, используя граждан враждебных государств. По такому сценарию были построены взрывы бомб в Лондоне и Мадриде, а также теракты в Касабланке, Стамбуле и Джед-де и неудавшийся заговор против авиакомпании в Лондоне летом 2006 года17. Стоит заметить, что одной из главных причин роста «партизанских» методов у террористических организаций являются продолжающиеся военные действия в Ираке, прежде всего, и в Афганистане.
В этой связи следует подчеркнуть, что особую опасность для современного мира представляет соединение практики локальных войн и терроризма в так называемые ассиметричные войны. В качестве причин возникновения асимметричных войн следует выделить развитие структур и отношений сетевого общества, а также геоэкономическую и геополитическую противоречивость становления неолиберального миропорядка.
Тенденция использования терроризма в качестве одной из форм тактики вооруженного противостояния в ходе ассиметричных локальных (локально-региональных) конфликтов, в дальнейшем будет потенциально исходить от т. н. «нефункциональных» и «развалившихся» государств (1!аПес1-51а1е) от Афганистана до Сомали. Именно на примере «развалившихся государств» наиболее очевидна фундаментальная взаимосвязь международной борьбы с терроризмом, с одной стороны, и усилий по урегулированию конфликтов и восстановлению дееспособной и легитимной государственной власти, которая остается главным и наиболее эффективным инструментом борьбы с терроризмом — с другой18.
Таким образом, «новый терроризм» отражает трансформацию терроризма в объективно измепив-
Основные тенденции современного терроризма
в условиях глобализации
шихся условиях порожденных крахом биполярного мира и «эффектом глобализации», с сопутствующими ей явлениями. Современный международный терроризм существенным образом отличается от его своих прежних форм. Соответственно меняются и исходящие от него угрозы, а это требует принятия качественно иных мер для его противодействия.
Примечания
1 База данных Terrorism Knowledge Base (ТКВ). National Memorial Institute for the Prevention of Terrorism (MIPT). Oklahoma 2007 http://www.tkb.org/
2 См.. Добаев, И.П. Современные подходы к определению «нового терроризма» / И.П. Добаев // Социально-гуманитарные знания. —■ № 4. — 2005. — С. 145—155; Терроризм в современном мире: истоки, сущность, направления п угрозы / отв. ред. В.В. Витюк, Э.А. Паин. — М. : Институт социологии РАН, 2003. — 358 с; Современный терроризм: состояние и перспективы. / под ред. Е.И. Степанова. — М.: Эдиториал УРСС, 2000. — 240 с. и др.
3 Игнатенко, A.A. InterTeppop в России. Улики / А.А. Игнатенко. — М. • Европа, 2005; Perl, R, Trends in Terrorism: 2006 / R. Perl // Congressional Research Service Report for Congress. Order Code RL33555.21.07.2006. (http:/ /fpc.state.gov/documents/organization/69479.pdf).
4 Arquilla, J. Countering the New Terrorism / .1, Arquilla, B. Hoffman, B.M. Jenkins, I.О Lesser, D.F Ronfeldt. M. Zanmi. — Santa Monica, 1999.
4 Jenkins, B.M. The world has changed, but our mindset has not / B.M. Jenkins // RAND Review. — 2004. — Spring. — № 14; Country Reports on Terrorism — 2006. Washington D.С U.S. State Dep. Office on Counterterrorism, 2007. (www.state.gov/s/ct/rls/crt/2006/).
6 Неклесса, А.И. Культура смерти / А.И. Неклесса // Азия и Африка сегодня. — № 2, февр. — 2006. — С. 3— 11.
7 Arquilla, J. Information-Age Terrorism / J. Arquilla, D. Ronfeldt, M. Zanunu // Current History. 2000. — Vol. 99 — № 636. P. 184—185; Супертерроризм: новый вызов нового века. ПИР-Центр. / под ред. А.В. Федорова. М. ■ Права человека, 2002. —С. 31—33, (Научные записки ПИР-цен-тра; 2(20)). (Национальная и глобальная безопасность).
* См.: Enders, W The Political Economy of Terrorism / W. Enders and T. Sandler. ■— Cambridge . Cambridge Univ. Press, 2006.
' Rapoport, D.C. The Four Waves of Rebel Terror and September 11 / D.C. Rapoport // The New Global Terrorism: Characteristics, Causes, Controls, ed. by Ch. W. Kegley, Jr. N.J., 2003. — P. 36—59.
10 Clark, R.Ch. Technological terrorism / R.Ch. Clark. XVIII. — Old Greenwich, 1980. — P. 221. См. Также: Allison. G.T, Nuclear Terrorism: The Ultimate Preventable Catastrophe / G.T. Allison. — N.-Y.: Times Books: Henry Holt and Company, 2004. — 249 p.; Кокошин, А.А. Заметки о проблеме ядерного терроризма в современной мировой политике / А.А. Кокошин. М. • Едиториал УРСС, 2004. — С. 32.
" Sageman, М. Understanding Terror Networks / М. Sa-geman. — Philadelphia University of Pennsylvania Press, 2004; Hirschmann, K. The changing faceofterrorism/K. Hirs-chmann // International Politik und Geselischaft. — Bonn, 2000. № 3. — P. 301; Laqueur, W. Postmodern Terrorism: New Rules for an Old Game / W. Laqueur // Foreign Affairs. September/ October, 1996.
12 Соловьев, Э.Г. Сетевые организации транснацио-
нального терроризма / Э.Г. Соловьев // Международные
процессы. — №2 (5), май—август 2004.
13 СПИН-структура: сегментированная, полицентрич-
ная, идеологически интегрированная сеть (SPIN — seg-
mented, polycentric, ideologically integrated network). Она
считается самой распространенной, опасной, внутренне
сплоченной и при этом хотя бы относительно понятной
моделью.
14 Игнатенко, А. А. Новая Лапута: «Аль-Каида» как гео-
политический феномен / А.А. Игнатенко. 14.10.2005 (http:/
/www.i-r-p.ru/page/stream-trends/index-1241.html); Неклес-
са, А.И. Указ соч.
15 Perl, R. Trends in Terrorism: 2006 / R. Perl // Congres-
sional Research Service Report for Congress. Order Code
Скачать файл (5795.3 kb.)