Современная социальная психология: теоретические подходы и прикладные исследования 2010 №01 - файл 2010-1.doc

  1   2   3   4   5   6   7

Реклама MarketGid:

термальные ресурсы. С другой стороны, по их мнению, элита неком­петентна, если ее представители связаны не с наукой, а с материаль­ными ресурсами. Получается, что «элита не компетентна», а это про­тиворечит не только приведенным выше определениям, но и здравому смыслу. Но такое противоречие не помешало респондентам импли­цитно высказывать желание «войти в элиту».

Было обнаружено, что в целом социальные представления учебных и тендерных групп об элите в нашей стране у московских, самарских и смоленских студентов отличаются однородностью, диффузностью и нормальным распределением по шкалам. Ясных и внятных представ­лений об элите, ее возможностях и преградах, с которыми сопряжена их реализация, молодежь не имеет. Есть очень характерные показате­ли, демонстрирующие общность представлений: «трудно определить, кто же является элитой в нашей стране, но элита будет существовать всегда». При этом почти все выразили желание входить в элиту, несмотря на те трудности, которые предполагает «жизнь элиты» [10].

Итак, эмпирически установлено, что критерии элиты в представ­лении большой группы — учащейся молодежи (старшеклассники, студенты техникумов и вузов) — остаются неясными. Возможно, су­ществуют более глубокие различия в отношении молодых людей к элите, определяемые особенностями возраста, тендера, обучения и другими факторами, например воспитанием.

Подобная ситуация складывается и с индикаторами социальных классов и социального неравенства. Таким образом, в представлениях учащихся и ученых уровень доходов остается важнейшим показателем социального неравенства и фактором категоризации, отнесения ин­дивида к определенной социальной группе, будь то класс или слой. Этот акцент на уровне доходов делает невидимыми другие факторы, порождающие социальное неравенство, которые имплицитно влияют на поведение и повседневные взаимодействия людей.

Второй аспект проблемы — определение сущности социально-пси­хологического анализа социального неравенства. Проще применить та­кой анализ к социальным классам, а именно выявить связь между пси­хологическими характеристиками большой группы и паттернами по­ведения ее членов. Нами была предпринята подобная попытка на при­мере группы пожилых людей [8]. Оказалось, что проблема соци­ального неравенства в отношении данной возрастной группы оберну­лась проблемой возрастного неравенства. Так, социально-психологи­ческие исследования пожилых и старых людей с точки зрения их при­надлежности к социальным классам до сих пор не проводились. Более того, при интерпретации результатов других работ исследователи поч­ти никогда не указывают принадлежность человека позднего возраста к определенному классу, чаще всего ограничиваясь его социально-экономическим статусом.
п

Очень мало проведено исследований по вопросам отношения к классу не только пожилых людей, но и людей трудоспособного возра­ста, и очень редко в исследовании оценивается классовая позиция субъекта. Главным образом, в социальной психологии исследована важность социально-экономической позиции для объяснения соци­ального поведения.

Понятие «класс» отличается от такого важного детерминанта позд­него периода жизни, как социально-экономический статус. Объектив­ный социально-экономический статус определяется уровнем дохода индивида или его семьи, субъективный статус, или удовлетворенность финансовым состоянием, — его представлениями о своем финансо­вом благополучии. Как указано выше, в социологии определение класса касается производительной сферы, собственности, контроля над средствами производства и позиции власти как ключевых индика­торов положения класса. Согласно этой концепции неработающие молодые и старые люди находятся вне классовой системы в целом, потому что обычно они не вовлечены в производительную сферу. В выборки эмпирических и теоретических исследований, изучающих социальные классы или использующих класс как ключевую перемен­ную, не включают людей моложе 25 и старше 65 лет (т. е. тех, кто еще или уже не участвует в производительной сфере), за исключением ис­следований, посвященных выявлению роли некоторых ситуационных характеристик, например обусловливающих разный уровень успевае­мости детей из различных социальных классов. Поэтому трудно со­ставить полную картину социальных классов в возрастном аспекте, классовых изменений в цикле жизни, влияния класса на жизнь чело­века позднего возраста [19].

В основе концепции класса, связанной с производительной сфе­рой, лежат следующие предположения: социальные отношения в этой сфере затрагивают все учреждения общества; профессиональный опыт и преимущества работы оказывают важное влияние на отноше­ния людей и их поведение. На пожилых людей, исключенных из про­изводительных отношений, но «помнящих» свою позицию («место­положение» класса), это оказывает большое влияние, поддерживает их, возможно, даже больше, чем обстоятельства жизни в настоящий период. Чтобы проверить эти предположения, необходимо изучить существующие отношения и классовую идентификацию пожилых людей. Но такое исследование потребовало бы использования субъек­тивных индикаторов классовых позиций. Кроме того, оно должно быть лонгитюдным, чтобы проверить, насколько ожидания в молодом возрасте оправдываются в более поздних возрастах и насколько сохра­няется непрерывность субъективных индикаторов класса в позднем периоде жизни.

Именно это обусловило то, что проблема социальных классов есть проблема возрастного неравенства в современном обществе: старые люди, как правило, бедны, и их положение нельзя назвать престиж­ным. В то же время считается, что такие образы и представления осно­ваны на среднестатистических данных, которые маскируют значи­тельные различия среди людей данного возраста: некоторые из них богаты и обладают властью. Кроме того, состоятельные люди обычно сохраняют с возрастом свои преимущества перед более бедными свер­стниками, в то время как положение других ухудшается.

Под возрастным неравенством подразумевают факторы социального класса, т. е. класс является одним из источников неравенства в позднем возрасте, хотя дифференциальное воздействие класса в различных воз­растных группах относительно мало изучалось до недавнего времени. Возраст и неравенство не могут быть поняты исключительно в терминах социального класса, потому что динамические процессы, связанные с возрастом, влияют на возрастное неравенство. Таким образом, важно ис­следовать роль возраста как источника неравенства.

Возрастное неравенство как общий феномен распространено в об­ществах всех типов, возрастные группы имеют разные права, обязан­ности, статусы, роли и привилегии.

Возрастное неравенство зависит от культуры и исторического пе­риода. Во многих неиндустриальных обществах старых людей часто относили и относят к группе «успешных». Их власть и престиж осно­ваны на контроле важных экономических ресурсов или управлении ими, практическом или ритуальном знании и опыте, в некоторых группах — на близости к предкам. В таких обществах экономическими иждивенцами являются молодые люди, они не обладают властью в семье и сообществе.

В современных индустриальных обществах (например, в США, Великобритании, Японии), напротив, старость ассоциируется с бед­ностью. Индикаторы возрастных различий в экономическом стату­се — бедность и низкий доход. Так как большая часть старых людей уже не работают, они не имеют доступа к власти в экономической сфе­ре. Скудные экономические ресурсы большинства из них, которые живут одиноко или только с супругом (супругой), ограничивают их влияние на детей или семью. Что касается политической власти, то из­вестны примеры пожилых политических лидеров, хотя в основном в правительствах и законодательных органах доминируют люди сред­них лет.

Если социальный престиж определяется ролями, которые дает заня­тость, то старость не позволяет стать престижным. Кроме того, широко распространены отрицательные возрастные стереотипы, согласно ко­торым пожилые люди не имеют личностных характеристик, и это не поддерживает их власть или престиж в современном обществе [7].

Короче говоря, возрастное неравенство распространено в совре­менных обществах. Оно возникает из-за использования возраста как критерия при назначении людей на дифференциально вознаграждае­мые роли.

Разобраться в этом вопросе помогут исследования динамических процессов в пределах возрастной системы стратификации старения и последовательности когорты. Факторы, связанные со старением, влия­ют на возникновение возрастного неравенства на каждом уровне клас­совой системы. Понятие «карьера», характеризующееся продвижением по профессиональной иерархической лестнице с увеличением власти, ответственности и зарплаты, характерно только для некоторых типов работы, высших административных должностей, обычно занимаемых представителями средних и высших средних классов. Высокопрофес­сиональные рабочие в течение всех лет занятости сохраняют и подни­мают уровень компетентности и профессионализма, хотя молодежь из рабочего класса начинает работать на самых низкооплачиваемых и непрестижных должностях и ограничена в росте. Большинство пенсио­неров — представителей всех классов испытывают в той или иной сте­пени уменьшение дохода, власти, привилегий и престижа.

Несколько гипотез пытаются объяснить источники социальных различий в позднем возрасте. Например, гипотеза возраста как уравни­теля применяется для объяснения социально-экономического поло­жения в поздней жизни, когда ослабевают различия между социально-экономическими группами — люди старших возрастов испытывают де-привацию, т. к. оскудевают их материальные ресурсы¹.

Другое объяснение социального неравенства и социально-эконо­мических условий в позднем возрасте оформлено в виде гипотезы за­висимости от возраста: возраст сам по себе является главной причи­ной неудовлетворительных социально-экономических условий в ста­рости, что отражается в стереотипе «старые люди — бедные» или «ста­рые люди бедные, потому что они — старые». Эта гипотеза основана на допущении, что универсальный процесс старения — это физиче­ское и умственное угасание, и именно это ухудшение, а не социальные факторы негативно влияет на социальную ситуацию старых людей. Более того, в позднем возрасте требуется больший доход в связи с воз­растающей потребностью старого человека в уходе и медицинском ле­чении.

Согласно гипотезе кумуляции, которая противопоставляется гипо­тезе зависимости от возраста, существует ожидаемое взаимодействие между возрастом и социально-экономическими различиями, т. е. в старом возрасте увеличивается влияние социально-экономического статуса и принадлежности к определенной социальной группе.

1 Эта же гипотеза применяется в отношении старения и этнической принадлежно­сти: в поздней жизни слабеют различия между этническими группами.

Допущение гипотезы заключается в том, что ценность экономических и социальных ресурсов увеличивается тогда, когда ухудшается здо­ровье в связи со старением индивида. Например, тот, кто не может больше совершать длительные прогулки пешком или водить машину, останется мобильным только в том случае, если имеет возможность платить за такси. Несмотря на то что потребность в уходе относитель­но независима от социально-экономических факторов, таких как об­разование, доход или престижность бывшей работы, вполне возмож­но, что вид помощи определяется спецификой социального класса, к которому принадлежит индивид.

Согласно гипотезе социально-экономической непрерывности, кото­рая поддерживает гипотезу кумуляции, социально-экономические условия индивида, находящегося на пенсии, определяются его при­надлежностью в зрелом возрасте (перед выходом на пенсию) к опреде­ленному социальному классу. Различия в этих условиях не являются следствием хронологического возраста и не связаны с ухудшением здоровья. Они варьируют в зависимости от принадлежности к соци­ально-экономической группе (социальному классу) и, таким образом, связаны с ранними стадиями цикла жизни индивида. Принадлеж­ность на ранних стадиях жизни к определенному социальному классу влияет на финансовую ситуацию, социальное участие и социальные взаимодействия, и эти характеристики сохраняются в старости. Таким образом, членство в социально-экономической группе и принадлеж­ность к социальному классу объясняют различия в социальной ситуа­ции людей позднего возраста. Поэтому социальное старение пред­ставляет собой дифференциальный процесс, который зависит от при­надлежности индивида к социальному классу.

И наконец, третий аспект, тесно связанный со вторым, — другие ис­точники неравенства.

Теория социальной психологии в течение XX в. продуктивно раз­вивалась во многих различных направлениях: социальное познание, символический интеракционизм и пр. Однако каждая из них развива­лась не только независимо друг от друга, но и независимо от социоло­гии. Невосприимчивость социальной психологии к влиянию социо­логии привела к тому, что социальные психологи часто обходят своим вниманием проблемы социальной структуры, власти и социального неравенства — одного из важнейших вопросов социологии.

По мнению ученых (см., например: [20]), социальная психология может внести свой вклад в анализ неравенства, потому что ее предме­том является взаимодействие индивидов с их социальным окружени­ем. Социальная структура и распределение власти, ресурсов и приви­легий, связанные с отношением иерархии и доминирования, зависят от таких факторов, как тендер, класс, возраст, национальность. Выше мы рассмотрели фактор возраста — не только он, но и другие факторы используются очень ограниченно. Такая ограниченность, например, вызвана тем, что часто анализ результатов исследований фокусирует­ся на различиях, а не на неравенстве в этих различиях.

В американских исследованиях тендера, например, до 1970-х гг. ча­ще всего изучали только один пол (обычно мужчин), допуская, что изучаемые процессы можно применять ко всем людям или что поведе­ние женщин прямо противоположно поведению мужчин. В XX в. во всех исследованиях участвовали только белые, не только потому, что это принималось как норма, но и потому, что большинство студентов колледжей — нормативная выборка экспериментальных исследова­ний — были белыми. В некоторой степени эта ситуация продолжает­ся: большинство исследований по социальной психологии все еще ис­пользуют белых студентов колледжей как выборку¹. В большинстве отечественных тендерных исследований (а также возрастных), прово­дящихся в настоящее время, наблюдается иная картина: выборка в основном представлена женщинами, и в них авторы также сосредото­чиваются на различиях между женщинами и мужчинами, даже когда результаты исследования показывают очень незначимые различия по полу. Одно из объяснений, почему для ученых различия важны, веро­ятно, связано с тем, что в течение XX в. социальная психология (по­добно многим наукам) значительно полагалась на процедуры стати­стической значимости различий среди групп. Статистически значи­мые различия, однако, не всегда по существу значимые. Кроме того, ожидание групповых различий может вести к тому, что исследователи упускают из виду групповые сходства и излишне подчеркивают дан­ные, которые подтверждают их предвзятое мнение. Зачем поднимать вопросы власти, контекста и структуры, если можно понять социаль­ные группы путем их сопоставления и выявления различий?

Игнорирование факторов национальности, возраста, тендера и класса, которые определяют место индивида в системе социальной иерархии, вместе с преувеличенным вниманием к различиям при­водит к тому, что ученые объясняют групповые различия существен­ными характеристиками, основными свойствами членов группы. Например, пол часто используют как переменную, репрезентирую­щую тендер: субъектов категоризуют как фемининных или маскулин­ных, и любые различия, обнаруженные между двумя группами, назы­вают «гендерными». Без дальнейших исследований этих различий подразумевается, что «гендер» — это подходящее объяснение: други­ми словами, женщины и мужчины просто разные.

1 Подобная ситуация складывалась и с возрастными исследованиями, где в качестве выборки использовались только мужчины. На основе результатов таких исследова­ний были выдвинуты многие базовые теории старения, долгое время определявшие методологию исследований в этой области знаний, например теория разобществле-ния 1961 г. или типология личности, предложенная Б. Л. Ньюгартен с сотрудника­ми в 1968 г.

Кроме того, пристальное внимание к различиям ведет к игнориро­ванию контекстуального обоснования поведения, хотя исследования показали, что поведение индивидов может значительно меняться в за­висимости от ситуации [1]. Тендер тесно взаимосвязан с поведением, особенно в социальной области, но его эффект в разных случаях или ситуациях часто не замечают или освещают слабо. Обычно поведение, особенно социальное, проявляется в социальном контексте, и инди­виды ведут себя по-разному в разных ситуациях.

Во-первых, когда принимается во внимание такой фактор контек­ста, как группа одного пола, в отличие от группы смешанного пола, простейшие методики изучения поведения показывают, что нет тен­дерных отличий в первом случае (или первом контексте), но есть зна­чимые — во втором (или втором контексте). Социальные роли точно определены тендерными ожиданиями в одном контексте, в то время как другие ожидания могут не принимать тендер во внимание. Например, было доказано, что девочки более пассивны и зависимы только в присутствии мальчиков, мужчины в присутствии женщин го­ворят чаще, и их речь более пространная, чем в мужской компании. Атрибутивные стили варьируют в зависимости от задачи [9].

Во-вторых, эмпирически доказано, что тендерные различия явля­ются результатом социальных ролей, одной из форм социального кон­текста [21], что не подтвердило широко распространенные мнения в отношении поведения мужчин и женщин, например, что мужчины ведут себя как властные хозяева, а женщины более общительны, заво­дят более тесные отношения и больше проявляют солидарность, чем мужчины.

Анализ ситуационного влияния на тендерные различия в поведе­нии показал, что если мужчины и женщины будут исполнять одни и те же социальные роли, то и вести себя будут схожим образом. Другими словами, поведение подвергается влиянию социальной роли, а не ген-дера. Субъекты имеют тенденцию вести себя более решительно, когда контролируют других, чем когда сотрудничают с ними как с коллега­ми. Другими словами, социальный контекст, а не пол определяет уро­вень доминирования, демонстрируемый индивидами во взаимодейст­виях. Поэтому требуется оценивать не просто групповые различия в поведении, но и социальный контекст, в рамках которого осуществля­ется это поведение. Этот процесс влечет за собой большее внимание к социальной структуре и власти.

Таким образом, фокусирование на различиях не дает социальным психологам не только понять практику неравенства в социальной жизни, но и увидеть его как проблему. Может быть, этим и объясняет­ся, что оно до сих пор игнорируется в отечественной психологии.

Для социологической теории социального обмена проблема нера­венства неактуальна. Согласно этой теории индивиды действуют как

2. Заказ №6315.

равные, хотя они обладают разными ресурсами и занимают различные статусные позиции в структуре общества. Однако эти ресурсы и пози­ции не постоянно закреплены за ними, они взаимозаменяемы, допус­кают перемену¹. Поэтому в этой теории историческое развитие и зна­чение наличных ресурсов и характеристик групп не являются предме­том исследования, несмотря на то что имеются негативные следствия разницы позиций индивидов в социальной структуре.

В теории социального познания внимание к социальному неравенст­ву проявилось в области изучения расы и тендера. Исследования, про­веденные в рамках этой теории, показали стабильность структуры, поддерживающей социальные системы неравенства, в первую очередь потому, что есть потребность в когнитивной эффективности². Облег­чает когнитивную эффективность категоризация. Раса и тендер как социальные системы основываются на категоризации, что и подтвер­дили исследования, начатые еще в 1970-х гг. по изучению аттитюдов к группам этнических меньшинств и женщинам в след за движениями за гражданские права и права женщин. Со временем аттитюды стано­вились все более либеральными, но, как показывают современные ис­следования, ни расовые, ни тендерные предубеждения не пропали. Позиция женщин и этнических меньшинств остается низкой в соци­альной иерархии.

Современное социальное познание подчеркивает организацию мышления в социальных системах — в «Я-системе», системах в отно­шении социальных групп, которые организованы в зависимости от со­циальных позиций. Групповые схемы, определяемые этими системами,

1 В центре теории обмена, которую можно рассмотреть, например, применительно к пожилым людям как модель процесса адаптации к старению в общем и к пенсион­ному периоду в частности, лежит представление о том, что старый возраст должен являться наградой за трудовую деятельность, а также за то, что выходящие на пен­сию люди отдают свои роли активным членам общества, и поэтому основными ха­рактеристиками их образа жизни должны являться свободное время, отсутствие обязанностей и т. д. Таким образом, выход на пенсию рассматривается как своеоб­разный контракт между человеком и обществом. Теория была создана в 60-е гг. XX в. учеными Дж. Тьюбаутом (Tuibaut) и X. Келли (Kelly), которые утверж­дали, что власть, определяемая как контроль над другими, происходит от зависимо­сти одного человека от другого. Зависимость рассматривается как состояние беспо­мощности, вызванное несправедливостью социальной среды. Они назвали это со­стояние «контроль над судьбой», обращая внимание на то, что одним из распро­страненных недостатков зависимости является забота, которую необходимо прояв­лять при взаимодействии с тем, от кого человек зависит. Теория обмена в отноше­нии к стареющим людям отмечает, что социальное удаление и зависимость пожи­лых людей больше связаны с дисбалансом социального обмена, чем с потребностя­ми общества или выбором пожилых людей. Поскольку у пожилых меньше ресурсов и возможностей, ими управляют те, кто имеет власть [11].

2 Так как человеческие когнитивные способности ограничены, человек часто ведет себя как «когнитивный скряга» [20. Р. 342], упрощая информацию, чтобы справить­ся с требованиями повседневных взаимодействий.

детерминируют многие когнитивные процессы, например, могут улучшать память, усиливать внимание, влиять на когнитивные пред­ставления, каузальную атрибуцию или личностные оценки. Такие представления потенциально связаны с социальным неравенством. Доказано, что индивидом лучше запоминается информация, предо­ставленная в соответствии с его действующими схемами. Например, индивид воспринимает больше информации о членах своих ингрупп, чем о членах аутгрупп.

Хотя социальное познание принимает во внимание социальный статус, но оно часто игнорирует актуальные взаимодействия, потому что многие исследования были проведены в экспериментальных ла­бораториях, в социальном контексте, который далек от повседневной жизни. И подобно теории социального обмена, социальное познание часто не работает в социальном структурном контексте, в котором происходят реальные социальные взаимодействия.

^ Социальный интеракционизм имеет значимо отличный подход: субъекты придают символические значения другим людям, объектам и поведению и развивают эти значения через взаимодействия. Социальная позиция — основополагающая часть этих культурных си­стем значений, потому что неравенство можно рассматривать как со­циальную конструкцию. Например, было показано, что поведение ад­воката связано с классовым положением клиента, а значит, позиция класса влияет на повседневные взаимодействия.

Социальная конструкция есть интеракционный процесс; презен­тация «Я» формируется благодаря тем концепциям, которые имеют другие. В литературе (не только научной, но и художественной) есть много примеров того, как неправильно понятые ситуации могут вы­звать поведение, которое впоследствии делает верными первоначаль­но ложные убеждения. Вот почему важна социальная власть: ожида­ния ведут к «самовыполняющимся пророчествам», если ожидания имеет высокостатусный человек. Индивиды с высоким статусом име­ют больше возможностей усиливать свои собственные предрассудки и предвзятое мнение за счет обладания властью; низкостатусным инди­видам в этом случае гораздо труднее справляться с ложными ожидани­ями других.

«Выполняемые ожидания» часто базируются на статусных характе­ристиках, включая тендер, образование, возраст и др. Так как мужчи­ны имеют более высокий статус, чем женщины, в смешанных по полу группах от мужчин ожидают больше, чем от женщин. Больше того, оценка участия членов основана на двойном стандарте: результаты де­ятельности мужчин оцениваются позитивнее, чем женщин, даже если они объективно одинаковы. Таким образом, теория статусных ожи­даний [22] объясняет, как продуцируются в малых группах и во взаимо­действиях социальные убеждения и ценности. Однако индивиды мо-

2*

гут сопротивляться традиционным ожиданиям, управляя собствен­ными презентациями «Я», чтобы избежать ассоциаций со стереотипа­ми. Например, женщины знают, что «быть женщиной» означает их уязвимость, поэтому их стратегия может быть направлена на измене­ния в своих презентациях «Я», чтобы понизить риск виктимизации.

Но сопротивление не всегда успешно, например, вопреки попыт­кам женщин презентировать себя как неуязвимых, они все же могут быть подвергнуты нападению. Те, кто обладает большими ресурсами и большей властью, могут оказывать давление, чтобы больше контроли­ровать взаимодействия. Однако пока еще неясно, почему некоторые люди могут контролировать ситуацию более успешно, чем другие.

Итак, социальная психология может успешно изучать все системы неравенства, включая возраст, тендер, класс, расу, этнос. Но, как счи­тают авторы [20], необходимо объединить различные направления со­циальной психологии, потому что только интеграция всех теорий обеспечит более богатое понимание социальных взаимодействий.

Например, в работе Джулии Брайнс [18] по изучению взаимосвязи тендера и объема домашней работы интегрированы теория обмена и символический интеракционизм. В качестве гипотезы исследования выступило предположение, что принципы обмена гендерно-нейтра-льны: женщины и мужчины ведут себя одинаково во взаимодействи­ях, их результаты в конечном счете различны только потому, что они владеют неравными ресурсами. Выяснялся вопрос, почему женщины в гетеросексуальных парах выполняют более 70 % домашней работы, если они еще и работают вне дома.

В исследовании проверялось, как заработки мужа и жены влияют на время, которое они тратят на домашнюю работу. Когда муж — основной кормилец, домашняя работа распределена согласно теории обмена — женщина выполняет больше работы по дому. Когда разделе­ние труда обратное — мужчина экономически зависит от жены, этот зависимый мужчина тоже выполняет в среднем меньше домашней ра­боты, а это уже противоречит теории обмена.

Дж. Брайнс объяснила эти противоречия «символическим обме­ном», который взаимодействует с экономическим обменом. Традици­онно мужчина «подтверждает тендер» обеспечением ресурсов для своей семьи, в то время как женщина — выполнением домашней ра­боты. Когда жена зарабатывает больше мужа, его тендер подвергается угрозе, и пары разрешают эту дилемму, выполняя домашнюю работу по традиционным линиям. Это позволяет обоим супругам сохранять иллюзию, что они твердо придерживаются тендерных норм, вопреки своей нетрадиционной финансовой обеспеченности.

Такая комбинация двух теорий объясняет разделение домашнего труда. Но социальное познание тоже играет свою роль в этом объясне­нии: убеждения о видах труда, которые определяют тендер, и припи­сываниях, сделанных о соответствии мужчины и женщины ожидани­ям, есть когнитивный конструкт.

Таким образом, социальная психология имеет большие возможно­сти в изучении социального неравенства, рассматривая взаимодейст­вия индивидов с их социальным окружением, в котором неравенство производится и сохраняется.

The article examines the possibility of social and psychological analysis application to the «social inequality* category. The analysis is focused on the criteria of social inequality traditionally studied by social sciences that offer only one parameter — the income level. The article offers to consider other inequality sources: age, gender, class, ethnic group and so forth. It shows the possibility of some theories of social psychology (theory of social know­ledge, symbolical interactionism, etc.) application for the social inequality explanation.

Keywords: social inequality, social class, layer, elite, age inequality, gender distinctions, social context.

  1   2   3   4   5   6   7